Он обнаружил, что этот зал часто обострял подобные воспоминания. Склеп в подбрюшье «Последнего вздоха», где обитал демон, имел свойство передавать самые мрачные и самые счастливые моменты человеческой жизни. По неглубокому резкому дыханию и напряженным позам Первой Смерти ему было видно, что у тех схожие видения-воспоминания. Кулл выяснил, что перед атакой от такого нервы его свиты буквально балансируют на лезвии. И именно это лезвие ему и было нужно. Твердое, отточенное и режущее.
Распевы аколитов, выстроившихся вокруг семерых космодесантников восьмиконечной звездой, приблизились к крещендо. У всех сутулых изуродованных рабов текла кровь изо ртов, носов и ушей. Несколько из них рухнуло, непроизвольно подергиваясь и пуская пену на расчерченной гексаграммами палубе. При обычных обстоятельствах ритуал бы проводил Шадрайт, Бескожий Отец, однако он до сих пор находился на борту захваченного тюремного корабля и забавлялся с остатками экипажа, ожидая, когда же идиоты-имперцы явятся на разведку.
Кулл сосредоточился, ощутив, как спертый воздух зала завибрировал, создавая контрапункт тихой пульсации замаскированных двигателей «Последнего вздоха». Тени, скопившиеся по углам склепа, начали вытягиваться и удлиняться. Старинные, затянутые паутиной осветительные сферы, подвешенные к потолку, одна за другой замерцали и отключились. Когда каждая из них гасла, мрак устремлялся вперед, забирая все больше насыщенного страхом пространства. Выгравированные надписи на полу начали испускать слабое тошнотворное свечение.
Упал еще один из аколитов, а за ним и еще один. Их мутировавшие тела непроизвольно бились в конвульсиях, а сдавленные вопли смешивались с пением. Слова тех, кто еще оставался на ногах, перешли в жуткий шум. Слуги бормотали и выплевывали созвучия с поспешностью, в которой физически чувствовался ужас. Кулл крепче сжал рукоять своего рунического меча, обтянутую содранной кожей, и ощутил, как заработало его вторичное сердце. Тело захлестывали адреналин и возбуждение. Тени — скользящие по дрожащему полу когти, шипы и щелкающие пасти — разом прыгнули вперед, и последние из ламп умерли. Какую-то секунду единственным источником освещения были светящаяся телепортационная гексаграмма и немигающее красное свечение семи пар линз боевых шлемов.
А затем, под звуки бесплотного рычания, рвущейся плоти и криков последних аколитов, исчезли и они.
Из камеры снизу кричал Недзи, сидящий на своей койке и вцепившийся скованными руками в проволочную сетку, которая их разделяла.
— Что происходит, колдун?
— Мне откуда знать? — заорал в ответ Скелл, перекрикивая гул сирен. Его уши начинали болеть так же сильно, как и лоб.
— Да ты всегда знаешь, урод ты мелкий! Говори!
— Иди обскуры дунь, Недзи!
— Они уже должны были прекратить, — простонал Долар с верхней койки, зажимая уши руками.
Скелл открыл было рот, чтобы прокричать ответ, и замер. Слова застыли за зубами от внезапного и неопределенного чувства страха. Он приподнялся на койке, насколько позволяли магнитные наручники. С такой высоты он мог заглянуть в прорезь на двери камеры.
Крошечное помещение, которое он делил с Доларом, располагалось на сорок третьем уровне из пятидесяти. Когда имперские колонисты только закладывали главный рудник, Скважину №1, то бурили себе жилье по бокам ямы. Колоссальный вертикальный туннель, уходивший в недра Зартака, уже давно истощился, но теперь служил проходом снаружи в Нору: сеть из сотен малых рудников, которая расходилась от старой шахты, будто подземная паутина. Жилые соты самой шахты переоборудовали в главную тюрьму Зартака. Ее грубые круглые стены были испещрены десятками тысяч маленьких камер и выступающих над бездной клеток вроде той, что была у Долара со Скеллом. С той толикой обзора, которую позволял люк, Скеллу была видна внешняя сторона камер, расположенных прямо перед ним на противоположном изгибе шахты, на расстоянии более сотни ярдов.
Все еще было темно, а до рассвета оставалось еще много времени. Какое-то время Скелл видел исключительно мерцание багровых аварийных ламп. А затем уловил намек на движение. Он прищурился, силясь сфокусировать зрение.
По дальней стороне шахты порхали тени. Аварийное освещение выхватывало надетую на них металлическую броню, придавая полуночно-темной поверхности оттенок свежей крови. Они не столько лезли, сколько бросались вверх. К их спинам были пристегнуты старинные ранцы странного вида, которые позволяли им толчками двигаться вдоль грубых стен тюремной ямы. Скелл насчитал семерых — тени в тени. Помимо тусклого блеска их брони, на свету мерцала и вспыхивала голая сталь.
За свою короткую жизнь Скелл повидал множество убийц. Он знал, что прямо сейчас видит, как семеро из них, словно земляные тени сливного зумпфа из самых мрачных легенд Феллорейна, поднимаются будто из черного сердца самого Зартака к звездному небу за краем ямы. К основанию генератора пустотного щита, установленного на противоположной стороне скважины.
Одна из теней остановилась, зацепившись за выступающий фронтон, торчащий между двух тюремных камер. Какую-то секунду казалось, что она покачивается там, словно летучая мышь, хищно и не по-человечески. Скелла пробил озноб, когда он понял, что тварь смотрит на него.
— Что там? — перекричал сирены Долар. Он пытался свеситься с койки, чтобы оказаться на том же уровне, что и Скелл, но у него не получалось опуститься под таким углом до того, как магнитные наручники с жужжанием затягивались и фиксировались. Он зарычал от напряжения.